И если надо что-то крутить в руках, то пусть это будет юла.
Она хороша, она мила, в ней страха нет. Ни черта
не дрогнет в лице у того кто вертит в руках ружье.
И даже если есть мысль у него, но не нету в руках ружья,
то хочется что-нибудь покрутить – об этом теперь знаю я.
Тогда берем поскорее юлу (но можно взять и волчок),
раскручиваем сильно, но так, чтоб не слетел крючок.
“Какой к чертям, – закричите вы, – какой в самом деле крюк?”.
Ну, пусть это будет тот капитан, у которого не было рук,
Зато он жил в волшебной стране и был беспримерно крут
(но может статься, что про него все-таки люди врут).
А Питер, он сам похож на волчок, а может быть на юлу.
Ведь никогда нельзя точно узнать летал ли он на луну,
а может он всего лишь тут, под стулом, сидел всю ночь.
Но это, впрочем, совсем на него не похоже. Прочь
отринем дурацкий стиль, вернем крутящий момент –
юла, волчок, блестящая жизнь – синонимы или нет?
Пусть радость и счастье различны, пусть, поверим старому летуну
(в душе он всегда писал стихи, а мог ведь пойти ко дну).
Но видя крученье веселой юлы я понимаю вдруг,
что нет на свете счастья сильней, чем в детстве крутить юлу.